Вот уже шесть дней нас сильно качает, но дождя нет и ветер довольно умеренный. Ровный бриз несет к западу с вполне приличной скоростью. О таких компаньонах, как Куик и Ван Ху, можно было только мечтать. Они никогда ни на что не жаловались — ни на качку, ни на палящий зной днем и холод ночью. Было только одно «но» — они напрочь отказались даже прикасаться к рулю и управлять лодкой хотя бы несколько часов, чтобы дать мне возможность поспать. Зато раза три-четыре в день готовили еду Куры и петухи не миновали котелка и наших желудков. Вчера в порядке шутки я спросил Куика:
— Ну а когда поросенка будем есть?
Он принял шутку страшно близко к сердцу.
— Поросенок — мой друг. Пусть только кто попробует тронуть его, тут же убью!
Китайцы очень трогательно обо мне заботились. Подавали зажженные сигареты, в которых недостатка не было. Горячий чай тоже был всегда под рукой. Они делали все без лишних слов и напоминаний.
Прошла неделя. Я почти умирая от усталости. Солнце палило с такой силой, что даже мои китайцы стали похожими на светло-шоколадных негров. Я должен был поспать. Закрепил руль неподвижно и приспустил парус — пусть ветер и волны делают свое дело, далеко от курса отнести лодку они все равно не смогут. Заснул и проспал как мертвый часа четыре. Резкий толчок волны пробудил меня. Наклонившись, чтобы сполоснуть лицо морской водой, я с удивлением заметил, что Куик-Куик умудрился побрить меня, пока я спал, причем так умело, что я даже ничего не почувствовал. Мало того, он еще смазал мне лицо маслом. Со вчерашнего дня я держал курс на юго-запад, «гак как мне стало казаться, что мы слишком отклонились к северу. Я рассчитывал встретить течение, которое позволило бы нам плыть быстрее. Боже мой, что это?! Дирижабль! Впервые в жизни видел я эту штуковину. Он завис в воздухе над морем на довольно большом от нас расстоянии, поэтому трудно было определить его размеры. Алюминиевого цвета бока отливали на солнце таким ослепительным блеском, что больно было смотреть. Вот он, похоже, переменил направление. Да, сомнений нет, он направляется прямо к нам. Он становился все больше и больше и минут через двадцать уже висел над нашими головами. Куик-Куик и Ван Ху были так потрясены этим зрелищем, что целиком, забыв обо мне, перешли на китайский.
— Ради Бога, говорите по-французски, ведь я вас не понимаю!
— Английская сосиска, — сказал Куик-Куик.
— Нет, не совсем сосиска. Это дирижабль.
Теперь мы видели летательный аппарат во всех деталях — он медленно описывал круги над нашими головами. Показались флажки — они подавали сигналы. К сожалению, мы не знали этого языка и не могли ответить. С дирижабля продолжали сигналить, он спустился еще ниже, можно даже было разглядеть людей в кабинах. Затем он начал набирать высоту и направился в сторону материка. Меньше чем через час появился аэроплан и промчался над нашими головами несколько раз.
Волнение усилилось, ветер тоже, но небо над горизонтом оставалось ясным, так что дождя или шторма не предвиделось.
— Смотрите! — воскликнул вдруг однорукий.
— Что?
— Вон там, маленькая черная точка. Это корабль. Идет от берега.
— С чего ты взял?
— Знаю. Быстро идет. Должно быть, катер береговой охраны.
— Почему?
— Потому что дыма не видно.
Действительно, через час мы уже отчетливо различали стального цвета миноносец, который направлялся прямиком к нам. Он быстро увеличивался в размерах, что свидетельствовало об очень высокой скорости. К тому же шел он прямо на наше суденышко, и я испугался — ведь если в такую сильную волну он подойдет вплотную, то может вполне потопить нас.
Но тут он начал разворачиваться, и на борту мы прочитали название «Тарпон». Судно шло под английским флагом. Закончив разворот, оно медленно прошло мимо нас. На палубе столпились моряки в синей форме английского королевского флота. На мостике стоял офицер в белом с мегафоном, он кричал по-английски:
— Стоп, стоп, остановитесь!
— Спусти паруса, Куик!
Через две минуты паруса были спущены. Мы почти не двигались, лишь волны легонько подталкивали лодку в борт. Это было довольно опасно, так как лодка, не приводимая в движение ни парусом, ни мотором, не слушается руля. Особенно опасно, когда волнение сильное. Приложив ладони рупором ко рту, я закричал:
— Вы говорите по-французски, капитан? Мегафон взял другой офицер.
— Да. Я понимаю по-французски.
— Что вам от нас надо?
— Мы хотим поднять вашу лодку на борт.
— Нет, рискованно. Может разбиться.
— Мы — военный патруль. Вам следует повиноваться нашим приказам!
— А я плевал на ваши приказы. Ни к какой войне мы отношения не имеем.
— Разве вы не моряки с торпедированного корабля?
— Нет. Мы бежали с французской каторги.
— Что это такое — каторга?
— Тюрьма, лагерь. По-английски мы — заключенные. Каторжники.
— О, понятно. Кайенна?
— Да, Кайенна.
— Куда держите курс?
— В Британский Гондурас.
— Но это невозможно! Держите курс на запад, на Джорджтаун. Это приказ.
— Ладно.
Я велел Куику развернуть парус, и мы направились по курсу, прокладываемому миноносцем.
Внезапно позади послышался рокот мотора. Это был катер, спущенный с миноносца, вскоре он догнал нас. На корме стоял моряк с ружьем за плечами. Катер поравнялся с нашей лодкой и шел теперь борт о борт. Одним прыжком моряк ловко перескочил в лодку, а катер развернулся и направился обратно к миноносцу.
— Добрый день! — поздоровался моряк. Подошел и стал со мной рядом. Затем взял румпель и подправил курс — еще больше к югу. Я решил целиком положиться на него. Вне всякого сомнения, он знал, как управлять лодкой. Но все же я на всякий случай оставался рядом. Мало ли что может случиться.