И вот однажды случилось то, чего я всегда опасался. Огромный веснушчатый и рыжеволосый детина остался неудовлетворен лицезрением полуобнаженного бедра Индары. Когда в разрезе на миг мелькнули трусики, он протянул волосатую лапу и схватил мою Принцессу словно клещами. У нее в этот момент оказался в руке полный кувшин воды, который она не замедлила обрушить рыжеволосому на голову. Кувшин разлетелся на куски, моряк рухнул на пол, стащив при этом с Индары трусики. Я бросился поднимать его, но его друзья поняли этот жест превратно — решили, что я собираюсь его бить, и не успел я и пикнуть, как один из них врезал мне прямо в глаз. Хотел ли этот морской волк, любитель бокса, заступиться за своего приятеля или просто возжаждал поставить мужу хорошенькой женщины синяк под глазом — кто его знает. Как бы там ни было, но уж слишком самоуверенным парнем при этом оказался — стал передо мной во весь рост и, размахивая кулаками, закричал
— Бокс, парень, бокс!
Удар по яйцам — мой излюбленный прием в этом виде спорта — заставил его распластаться на полу. И разгорелась драка. На помощь мне из кухни поспешил Ван Ху и приложил «боксера» по голове палкой для размешивания теста. Куик орудовал длинной двузубой вилкой. Некий парижский громила, завсегдатай танцевальных залов на Рю де Лапп, использовал стул вместо клюшки. Удрученная потерей трусиков, Индара поспешно покинула поле брани.
Финальный счет: пятеро янки получили серьезные ранения в голову, другие — парные дырки в разных частях тела — от вилки. Кругом все было залито кровью. Негр-полицейский с лоснящимся черным лицом заблокировал собою дверь, чтобы никто не мог выйти. И очень правильно поступил, в этот момент подъехал джип американской военной полиции. Размахивая дубинками, они пытались ворваться внутрь, так как видели, что их моряки все в крови, и, конечно же, жаждали отомстить. Но черный полицейский оттеснил их и телом загородил дверь со словами:
— Полиция ее величества!
И только когда подъехала английская полиция, нас вывели и запихали в черный фургон. В полицейском участке выяснилось, что, если не считать синяка у меня под глазом, никто из наших не пострадал, поэтому заверениям, что действовали мы исключительно в целях самообороны, веры было мало. Неделю спустя, уже во время суда, объяснение наше было наконец принято, и всех нас выпустили, за исключением Куика, который получил три месяца за оскорбление действием.
После этого в течение двух недель произошло еще шесть драк, и мы почувствовали, что дальше так существовать просто невозможно. Моряки не расстались со своей мечтой отомстить, и так как сами они не появлялись, а приходили какие-то совсем незнакомые личности, то различить, где друзья, а где враги, было невозможно.
Итак, мы продали ресторан, не выручив за него даже той суммы, которую в свое время заплатили при покупке. И неудивительно — сыграла роль дурная репутация ресторана.
— Ну что будем делать, Ху?
— Передохнем, пока не выйдет Куик. Осла и тележку уже не взять, они их продали. Самое лучшее — ничего не делать, просто отдыхать. А там видно будет.
Вышел Куик. Он рассказал, что обращались с ним в тюрьме хорошо.
— Одно паршиво — сидел в камере по соседству с ребятами, приговоренными к смертной казни. — У англичан существовал омерзительный обычай уведомлять осужденного к высшей мере за сорок пять дней, что ровно по истечении этого срока он будет вздернут на виселице в такой-то день и час. — Так вот, — продолжал Куик, — каждое утро эти двое кричали друг другу: «Еще на один день меньше, Джонни, осталось столько-то!» А другой все время ругал и оскорблял своего сокамерника.
В целом же Куик неплохо провел в тюрьме время, все его уважали.
С бокситовых рудников вернулся Паскаль Фоско, один из парней, пытавшихся в свое время ограбить почту в Марселе. Его напарника гильотинировали. Из всех нас Паскаль был самым лихим парнем. К тому же он был весьма искусным механиком и, зарабатывая не больше четырех долларов в день, умудрялся содержать на эти деньги одного или двух бывших заключенных, которым в это время приходилось туго.
Рудники располагались в самом сердце джунглей. Вокруг лагеря выросла небольшая деревня, где жили шахтеры и инженеры. Оттуда в порт шел непрерывный поток алюминиевой руды, которую грузили на многочисленные корабли. Мне пришла в голову идея: почему бы не открыть в этом удаленном от всех плодов цивилизации уголке развлекательное заведение? Ведь вечерами мужчины там. должно быть, просто умирают от скуки.
— Это верно, — подтвердил Фоско. — Какие уж там заведения. Скука смертная. Ничего нет.
И вот вскоре Индара, Куик, Ван Ху и я погрузились на какую-то старую посудину и поплыли вверх по реке. Через два дня мы достигли шахты Маккензи. Лагерь, который выстроили себе инженеры и мастеровые, состоял из ряда маленьких аккуратных домиков, снабженных металлическими сетками от москитов на окнах. Но сама деревня была отвратительным местом. Ни одного строения из кирпича, камня или бетона — сплошные кое-как слепленные из бамбука я глины хижины, крытые пальмовыми ветками. Лишь на нескольких красовались крыши из оцинкованного железа. Было там и четыре ресторанчика с барами — совершенно ужасные, грязные и вечно переполненные дыры, где шахтеры дрались, чтобы получить кружку теплого пива. Ни в одном из них не было холодильника.
Паскаль был прав — в этом забытом Богом уголке можно делать бизнес.
Поскольку все улицы были покрыты грязью, в которой в сезон дождей люди всякий раз утопали чуть ли не по колено, я выбрал более высокое место, чуть в стороне от центра. За десять дней с помощью местных плотников-негров, работавших на шахте, мы соорудили прямоугольное помещение метров двадцать в длину и восемь в ширину. Тридцать столиков на четыре персоны каждый — это означало, что за один раз можно принять сто двадцать посетителей. Приподнятая над уровнем пола эстрада, бар во всю ширину помещения с дюжиной высоких вертящихся табуреток. Рядом с этим залом было выстроено и второе помещение, состоящее из восьми спальных комнат, в которых можно было свободно разместить шестнадцать человек.