Папийон - Страница 31

И вот я сижу в саду под кокосовыми пальмами, а напротив меня — белокурая девушка с голубыми, как море, глазами. Кругом цветут красные, желтые, лиловые бугенвилии, что придает саду мистера Боуэна весьма романтический оттенок, очень подходящий к данному моменту.

— Месье Анри (она называла меня «месье»! Господи, сколько времени ко мне так никто уже не обращался!), вы слыхали, что вчера сказал папа? Эти британские власти настолько несправедливы и лишены какой-либо человечности и понимания, что не разрешают вам остаться здесь. Дают лишь две недели на отдых, затем вы должны снова выходить в море... Сегодня рано утром я ходила взглянуть на вашу лодку. Она такая крошечная и хрупкая для столь долгого путешествия! Будем надеяться, что вам все же удастся достигнуть более гостеприимной страны, чем наша. На всех британских островах с такими, как вы, поступают одинаково. И если в пути вам придется тяжко, прошу, не держите зла на людей, живущих на этом острове!

0ни не отвечают за порядок вещей, сложившийся здесь, Этим распоряжаются английские власти. Вот вам папин адрес: 101, Квин-стрит, Порт-оф-Спейн, Тринидад. И если, с Божьей помощью, вам улыбнется удача, прошу, черкните хоть строчку о том, что с вами произошло.

Я был так тронут, что не находил слов. К нам вышла миссис Боуэн, очень красивая женщина лет сорока с каштановыми волосами и зелеными глазами. На ней было простое белое платье с широким поясом и зеленые сандалии.

— Месье, муж задерживается до пяти, он пытается выбить разрешение доставить вас в своей машине в Порт-оф-Спейн без полицейского эскорта. А потом ему не хочется, чтобы свою первую ночь в Порт-оф-Спейне вы провели в полицейском участке. Вашего раненого товарища отвезут прямо в клинику, принадлежащую нашему другу-врачу. А вас поселят в гостинице Армии Спасения.

Вскоре к нам присоединился и Матуретт. Он ходил смотреть лодку и сказал, что вокруг нее до сих пор толпятся любопытные. Но все вещи целы. Люди обнаружили застрявшую под румпелем пулю. Кто-то из них попросил разрешения забрать ее себе в качестве сувенира. На что Матуретт ответил: «Капитан, капитан!» Индейцы поняли, что надо просить разрешения капитана.

— Кстати, — заметил Матуретт, — а почему бы нам не отпустить черепаху?

— У вас есть черепаха? — воскликнула девушка. — Пойдемте посмотрим!

Мы спустились к лодке. Я вытащил черепаху на песок.

— Ну, что будем делать? Бросим обратно в море? Или выпустим к вам в сад?

— В глубине двора есть бассейн с морской водой. Давайте выпустим ее туда. Она будет напоминать мне о вас.

— Прекрасно! — Я раздал любопытным почти все вещи из лодки, за исключением компаса, табака, бочонка для воды, ножа, мачете, топора, одеял и револьвера, который незаметно сунул под одеяло.

В пять появился Боуэн.

— Все в порядке, господа. Я сам отвезу вас в город.

Мы разместили Клозио на заднем сиденье. Я как раз прощался с девушкой, когда вышла ее мать с чемоданом в руке и сказала нам:

— Вот, пожалуйста, возьмите. Здесь вещи моего мужа. Дарим вам от чистого сердца.

— Благодарю вас, тысячу раз благодарю!

Без четверти шесть мы уже были в клинике. Санитары внесли носилки с Клозио в палату. Соседом его оказался какой-то индеец. Появился врач, пожал руку Боуэну. Он не говорил по-французски, но передал через Боуэна, что за Клозио будут хорошо ухаживать и что мы можем заходить к нему в любой момент. И мы вместе с мистером Боуэном отправились в город.

Город потряс и оглушил нас — огни, автомобили, велосипеды, черные, желтые, белые люди, индейцы — все здесь смешалось. Наконец мы добрались до здания Армии Спасения — единственного в городе, у которого фундамент был выложен из камня. Размещался он на ярко освещенной площади. Мне даже удалось прочитать ее название: «Фиш Маркет».

Комендант Армии Спасения принял нас со всем своим штабом, в котором были и мужчины, и женщины. Он немного говорил по-французски, остальные же обращались к нам по-английски. Мы не понимали слов, но приветливые глаза и лица говорили о том, что они искренне рады нам. Нас проводили в комнату на втором этаже, где стояли три койки. Была в нашем распоряжении и ванная с мылом и полотенцами. Показав комнату, комендант сказал:

— Если вы голодны, то ужин у нас в семь, значит, через полчаса.

— Нет, мы не голодны.

— Если хотите прогуляться по городу, то вот ваш по два вест-индских доллара, на них можно выпить по чашке чая или кофе или взять мороженое. Только смотрите, не заблудитесь. Захотите вернуться, спросите прохожих, и вам покажут.

Через десять минут мы уже шагали по улице в людской толчее, но никто не обращал на нас никакого внимания. Мы глубоко вдыхали вечерний городской воздух, воздух свободы. Эта удивительная доверчивость, решение отпустить нас в довольно большой город без всякой охраны согревала сердца и вселяла не только уверенность, но и понимание, что мы просто обязаны оправдать это доверие.

Мы зашли в бар и заказали два пива. Казалось, пустяк, войти и сказать: «Два пива, пожалуйста». Это так просто и естественно, и все же показалось абсолютно невероятным, что девушка-индианка с золотой раковиной в ноздре подала нам заказанное и улыбнулась: «Два доллара, сэр».

Ее жемчужная улыбка, огромные темно-фиолетовые глаза, слегка раскосые к вискам, черные волосы до плеч, платье с низким вырезом, обнажающее верх груди и позволяющее только догадываться, что и все остальное, скрытое под ним, столь же прекрасно, — все эти вещи, столь тривиальные и естественные, казалось, принадлежат к какому-то неведомому, волшебному миру.

Это не может быть правдой, Папийон. Не может быть, чтобы ты так быстро превратился из каторжанина, обреченного на пожизненное заключение, из живого трупа в свободного человека!